— Надо идти за ними, — решил подбодрившийся Токугава Иэясу.

— Не делай то, что ждет враг, — напомнил я. — У нас крепкая позиция. Стоим здесь, пока не выясним, куда он пошел и почему.

Кто-то утверждает, что в основе наших поступков лежат инстинкты, кто-то считает, что миром движут бабло и секс, у кого-то теории еще закрученней, а я за годы (или уже столетия⁈) скитаний по времени и странам пришел к выводу, что причины всех бед — любопытство и голимые понты. Нам бы остаться на своей позиции, где были хорошие шансы если не победить, то отбить охоту нападать на нас, но Токугава Иэясу, наслушавшись подбадривающих речей своих холуев и сгорая от любопытства, приказал двигаться вслед за, как он поверил, удирающим противником. Ускоренным маршем мы приперлись на плато Микатагахара — и увидели в дальней ее половине вражескую армию, построенную клином тупым острием в нашу сторону. Передняя часть была из тяжелой конницы. Одних только самураев у Такэды Хорунобо около трех с половиной тысяч. Между нами было почти ровное поле с редкими деревцами и кустами — идеальные условия для конной атаки. Мы имели дело с действительно умным, талантливым полководцем, который сумел сыграть на порывистости, недальновидности своего соперника.

Я предполагал, что нас атакуют сразу, сомнут не готовую к бою колонну, но Такэда Хорунобо не спешил. Наверное, хотел разгромить сразу всю нашу армию в «честном» сражении, а без понтов не готов.

Мы спешно построились. Стрелки под прикрытием асигару-яри заняли центр, остальные расположились на флангах, образовав загнутые к врагу крылья, чтобы ударить во фланги наступающим. Такой строй здесь называют «летящий журавль». У нас еще был мизерный шанс на победу, если бы клин попёр в атаку. Громкие выстрелы из аркебуз испугали, остановили и даже обратили бы в бегство лошадей, лишив врага основного преимущества. Видимо, Такэда Хорунобо уже хорошо знал, что такое огнестрельное оружие, поэтому не спешил вводить в бой сразу все силы. В нашу сторону выдвинулись несколько небольших отрядов конных лучников, которые обстреливали с безопасного расстояния. Как только у наших всадников сдавали нервы, бросались в атаку, враги сразу ретировались под защиту основных сил. Так повторялось несколько раз, пока Токугава Иэясу, наслушавшись недовольного ропота своих самураев, которые сочли врагов трусами и заранее победили их, не приказал коннице и пехоте на флангах идти в атаку.

Дальше было избиение великовозрастных, но младенцев по уровню умственных способностей, иначе бы не оказались в такой заднице. Самые сообразительные успели развернуться и драпануть. Они проносились мимо нашего правого фланга, сломя голову, причем и лошади тоже. Исчез с холмика и даймё Токугава Иэясу, я даже не заметил, когда. Он сидел там на раскладном стуле с железным веером в руке — и нету ни его, ни стула, ни веера! Мои подчиненные переводили взгляд с несущейся на них конницы на опустевший холмик, потом на меня, на удирающих соратников и опять на врага… Если бы и я струсил, помчались бы следом, но я сидел на лошади позади стрелков, стараясь изображать полную невозмутимость. Мол, ребята, всё путём, и не такие проблемы решали.

— Если побежите, конница догонит и перебьет всех! — громко напомнил им то, что повторял неоднократно во время тренировок, и дал задание, чтобы меньше думали о спасении своих шкур: — Поправить фитиль! — После чего слез с лошади и так же громко приказал Горо: — Отведи мою лошадь в тыл!

Приказ был интересен тем, что мы и были тылом, позади никого, если не считать удирающих по дороге соратников. Слуга правильно понял меня и отошел с конем метров на сто, на другой холмик, откуда было лучше видно поле боя, точнее, поле разгрома, чтобы, наверное, почувствовать себя даймё.

Конная лава неслась не прямо на нас, а стараясь обогнуть наш правый фланг. Даже в этом случае вид у нее был устрашающий. В первый раз такое зрелище доводит до дрожи в коленях и не только. Начиная со второго, тоже дрожишь, но не так заметно.

— Огонь! — скомандовал я.

Залп разорвал другие звуки, примял их. Несколько передних лошадей рухнули, другие упали, зацепившись за них, третьи встали на дыбы, скинув седоков, чтобы потом развернуться и ускакать, четвертые начали поворачивать сразу… Следующие залпы добавили убитых и раненых, как людей, так и животных, заставив остальных изменить намерения на прямо противоположные, как по замыслу, так и по исполнению. Мимо нас умудрились проскочить всего сотни две всадников, которые и погнались за удирающими по дороге.

Поняв, что первый навал отбит, я скомандовал отбой, а потом караколирование с отходом назад: передние, не выстрелив, уходили назад, а вслед за стрелками потихоньку отступали и копейщики. Враг не мешал, зализывал свои огнестрельные раны.

Мы вышли на дорогу, в более узкое место, где я разбил подчиненных на три отряда по шесть сотен асигару-тэппо, три сотни асигару-яри и сотня асигару-сясю в каждом. Еще три сотни пикинеров и сотня лучников стали моим резервом. После чего отступление ускорилось, потому что караколировали целыми отрядами: передний уходил в тыл, занимая позицию метров за сто от последнего, а остальные два прикрывали. Вражеские всадники держались на дистанции метров триста. Только раз рискнули приблизиться, нарвались на залп одной шеренги, потеряли несколько человек и лошадей и образумились надолго.

Неподалеку от замка Хамамацу мы встретили вражеский отряд, сумевший проскочить мимо нас еще на поле боя. Может, они бы и кинулись в атаку, если бы с другой стороны подпирали их соратники, но к тому времени за нами скакали на безопасном расстоянии всего с сотню, самые, наверное, любопытные или понтовитые. В итоге враги обскакали нас по дуге большого круга и, соединившись со своими, неспешно поехали к плато Микатагахара.

Разместив подчиненных на заранее приготовленных позициях, которые мы занимали утром, я поехал в замок Хамамацу, ворота в который были нараспашку. Во дворе ни души. На нижнем ярусе тэнсю встретил перепуганного слугу — пожилого мужичка, прихрамывающего на левую ногу.

— Где даймё? — спросил я.

— Там, — ответил он, показав в потолок.

— Враги были здесь? — задал я еще один вопрос.

— Нет. Остановились задолго до ворот, постояли там и ускакали, — сообщил слуга.

Видимо, решили, что распахнутые ворота — вход в западню, перехитрили сами себя.

В самой большой комнате второго яруса сидел на коленях Токугава в простеньком кимоно и с распущенными волосами. Перед ним лежал нож для сэппуку, а позади стоял с катаной наготове самый преданный вассал — рослый малый с туповатой плоской мордой, словно в детстве по ней часто и долго били мешалкой. Наверное, оба были уверены, что к ним поднимаются враги, и приготовились к торжественному моменту. Увидев меня, и Токугава Иэясу, и его вассал, как мне показалось, сильно разочаровались: так долго ждали, готовились — и на тебе, кайфолом приперся!

— Даймё, готовые к бою воины ждут тебя на позициях. Твое присутствие подбодрит их, — спокойно произнес я.

— Какие воины? — не сразу понял он.

— Асигару-тэппо, -сясю, -яри — весь мой отряд. Сбежали только верные и доблестные самураи, — ответил я. — Так что кончай заниматься ерундой, пошли воевать. Пока есть пули и порох, а их у нас много, не все потеряно.

— Я этого не забуду! — как клятву, произнес воспрявший духом Токугава Иэясу, встав с коленей и начав заплетать волосы, хотя обычно это делали слуги.

Глава 4

53

У меня есть несколько вариантов, почему Такэда Хорунобо не стал захватывать замок Хамамацу. Самый вероятный — счел Токугаву Иэясу слишком слабым противником, не представляющим никакой опасности, и решил не тратить на него воинов и, что главнее, время. Впереди была схватка с Одой Нобунагой, победитель которой получит сёгунат и весь Нихон в придачу. Поэтому грозная армия двинулась с плато Микатагахара в сторону Киото, по пути принимая в свои ряды перебежчиков и захватывая замки тех немногих, кто решил остаться верным.