Намбандзин

Глава 1

НАМБАНДЗИН

Двадцатый первый роман (двадцать седьмая книга)

цикла «Вечный капитан»

1. Херсон Византийский

2. Морской лорд.

3. Морской лорд. Барон Беркет.

4. Морской лорд. Граф Сантаренский.

5. Князь Путивльский.

6. Князь Путивльский. Вечный капитан.

7. Каталонская компания.

8. Бриганты.

9. Бриганты. Сенешаль Ла-Рошели.

10. Морской волк.

11. Морские гезы.

12. Морские гёзы. Капер.

13. Казачий адмирал.

14. Флибустьер.

15. Флибустьер. Корсар.

16. Под британским флагом.

17. Рейдер.

18. Шумерский лугаль.

19. Народы моря.

20. Скиф-Эллин.

21. Перегрин.

22. Гезат.

23. Вечный воин.

24. Букелларий.

25. Рус.

26. Кетцалькоатль.

27. НАМБАНДЗИН.

1

Начало каждой новой эпохи напоминает мне просыпание после попойки в незнакомом месте. Лежишь на земле с потрескивающей, как спелый арбуз, головой, смотришь в бездонное и безответное небо и пытаешься вспомнить, что было вчера, где ты и как, черт побери, здесь оказался, и в какой стороне твой дом, чтобы побыстрее добраться до него и выпасть из непонятного⁈ Впрочем, на половину этих вопросов — что и как — я знаю ответ. Скоро определю, где я, а вот моего дома, скорее всего, еще нет и в проекте, так что направления к нему не существует, и любой ветер будет мне попутным.

Я сажусь, отряхиваю с кольчуги частички сухой, прошлогодней травы, на которой лежал, адаптируясь к новой реальности. Солнце еще не взошло, но видно уже хорошо. Берег каменистый и не такой высокий, как казался с воды. Мне повезло выплыть к тому месту, где плавно уходит вверх. Я прошагал метров двадцать, после чего лег на краю жидкого леса, который ночью показался мне густым, а на самом деле высоких кустов в нем было больше, чем низких деревьев. На суше ночью лучше не торопиться. Костер решил не разводить, не накликать беду, пока не определюсь, куда попал. Нагреб прошлогодних листьев и травы, сделал мягкое ложе, положил под голову мокрый спасательный жилет и даже покемарил немного, когда подсох и согрелся.

На рассвете огляделся. Лес рядом со мной был не затоптан и следов деятельности человека не обнаружил. Значит, ходят здесь редко. Да и что здесь делать⁈ Берег неудобный для высадки с лодок, почва каменистая, деревья чахлые, разве что на дрова годятся. Самое интересное находилось северо-западнее. Я сперва подумал, что это широкое треугольное (вершиной вверх) облако, порозовевшее то ли от лучей восходящего солнца, то ли поранилось, зацепившись за гору, а потом догнал, что это заснеженный пик, испускающий темный дымок. У филиппинского вулкана Апо вершина более округлая и обледенелой может быть только теоретически, если сейчас очередное похолодание климата. Впрочем, вулканы любят менять прическу. Скорее, это Фудзияма, которую я в свое время видел так часто, что переставал замечать. Для человека, выросшего среди терриконов, она с большого расстояния казалась всего лишь одним из них. То есть бальсовый плот сильно снесло к северу.

Даже не знаю, повезло мне или нет. Что лучше — сражаться с каннибалами на Филиппинских островах или с самураями на Японских⁈ Впрочем, смотря какой сейчас век. Может, на Филиппинах уже орудуют испанцы, а Япония закрыта для иностранцев. Помню, что несколько веков попасть в эту страну можно было только через порт Нагасаки, а дальше — по особому разрешению, но забыл, когда началась и закончилась самоизоляция. Во время двух стоянок в порту Осака у меня сложилось впечатление, что она таки продолжается, только в другой форме: иностранцам можно шляться по всей стране, но без проникновения в ее духовную суть, облаченную в сложный и строгий церемониал. Китайские церемонии, не говоря уже о европейских — бледная тень японских. Если сейчас действует запрет, надеюсь, мне зачтут попадание в страну в результате кораблекрушения и всего лишь выдворят в единственный открытый порт, откуда с радостью уплыву первой же каравеллой, или клипером, или — а вдруг⁈ — пароходом. Заодно исполнится мечта из курсантских времен побывать там, которая появилась после прослушивания песни о французском капитане, который любил девушку из Нагасаки. Кстати, ни разу не встречал француза, который при наличии выбора стал бы пить английский эль. Это для них, как обусурманиться для русских.

Решил не тянуть время, не ждать, когда все высохнет, упаковал барахлишко и пошел вдоль берега на север, где берег уходил влево, на запад. Может, там бухта и какое-нибудь поселение рыбаков. Их должно быть здесь немеряно. Не знаю, как сейчас, а в будущей Японии, говоря еда, подразумевали морепродукты. Рис занимал второе место.

Шел часа три или дольше, пока мои ожидания оправдались наполовину. Бухты впереди не оказалось, зато была рыбацкая деревня домов на пятьдесят, огороженная сухим рвом и валом, по верху которого был частокол из заостренных толстых стволов бамбука. С вершины холма, на котором я находился, было видно, что жилища одноэтажные, построенные из бамбука, как целых стволов, так и пластин, и циновок. Все удобства, включая кухню, во дворе. Высокие крутые крыши из рисовой соломы и какой-то сухой травы, придавленные бамбуковыми жердями. Окон нет. Двери раздвижные и без какого-либо запора. В двадцать первом веке это будет бесить европейцев, которые сдуру или из жадности селились в «старинных» японских отелях, потому что кто угодно мог ввалиться к кому угодно в какое угодно время. И ценные вещи приходилось оставлять на ресепшене, благо бесплатно.

На берег возле деревни было вытащено с десяток лодок странной формы — типа большого овального тазика диаметром метра два с банкой в кормовой, наверное, трети. Весло одно и короткое. Из лодок выгружали морскую капусту. В студенческие годы потреблял ее, когда сидели без денег. Жена утверждала, что эти водоросли очень полезны для здоровья. Для ее здоровья — может быть. Как по мне, нет ничего полезней мяса. Помню историю из позднесоветского времени, когда какие-то махинаторы в банки с этикеткой «Морская капуста» положили черную икру и по ошибке отправили партию в обычные московские магазины. К удивлению продавцов, банки с консервированной водорослью, годами пылившиеся на полках, были сметены покупателями, причем по всему городу. Хотя допускаю вариант, что это была хитрая рекламная акция какого-нибудь ушлого начальника городской торговли.

На значительном удалении от берега бултыхалось еще с десятка полтора лодок разного размера и конструкции. Кроме «тазиков», были «корыта» — тупой нос и корма — длиной метра четыре-пять с тремя-четырьмя рыбаками и две лодки длиной метров восемь-десять с острыми носами, тупой кормой и соломенной крышей на шестах над центральной третью. Очень далеко от берега на запад шла трехмачтовая джонка с парусами из циновок, причем две передние мачты были очень короткими и наклонены вперед. Первая, совсем маленькая, располагалась сразу за форштевнем или над ним (блинда?), вторая (фок?), на метр повыше, между ней и третьей (грот?), которая, очень высокая, находилась немного позади миделя. В отличие от китайских джонок, все паруса были прямоугольными и рея крепились к мачте симметрично.

Десятка два человек бродили с корзинами по оголившемуся из-за отлива, песчаному дну и палками в форме узкой лопаточки выкапывали спизулу — ракушки диаметром сантиметров пять-шесть. Как-то ел их в японском ресторане сырыми с соевым соусом. Стоили дорого, а удовольствие такое себе. Хотя на вкус и цвет фломастеры разные.

Большая часть рыбаков мелка, сухощава и с редкой растительностью на лице: усы так-сяк, а бороденки никудышные совсем. Одеты в пеньковые набедренные повязки, один конец которой пропущен между ног и закреплен на поясе. Лишь несколько были в пеньковых распашных рубахах с рукавами до локтя и штанах до колена. Когда-то в будущем я в таком одеянии занимался каратэ и сперва называл кимоно, но позже меня, обозвав лошарой, просветили, что это кейкоги (одежда для тренировок). На головах конусообразные соломенные шляпы, у некоторых черного цвета. Кто-то бос, кто-то, в первую очередь сборщики спизулы, обут в гэта — деревянные туфли типа табуреточки с двумя толстыми ножками-платформами и двумя ремешками, пропущенными между большим и вторым пальцем, как у шлепанцев, которые в СССР называли вьетнамками.